Предупреждение: это очередной плод моего графоманства. Начало абсолютного вымысла. Поэтому подумайте, прежде чем прочесть.)

Вы когда-нибудь задумывались о том, насколько важно то, какая погода стояла в один-единственный день вашей жизни? Я - да.
В тот день могло быть солнце. И с такой же вероятностью мог идти дождь. Могло быть "облачно с прояснениями", как сухо и однообразно говорят в прогнозах. А могло быть серо-пасмурно. Могла начинаться гроза, кружа над городом и громыхая. Я не знаю. Я не помню. Но думаю, в тот день определённо был сильный ветер и ожидалось ненастье. Ветер выл и плакал. А люди спешили куда-то. А иначе почему никто так долго не слышал, как плачет младенец в подворотне? Никто не слышал. А плакала я.

А потом меня нашли. Видимо, ветер стих. Или же я тогда его перекричала. Впервые в жизни.
Меня нашли и отдали в детский дом. Большой и скучный. В нём были воспитатели с кислыми лицами. И дети с лицами самых разных мастей. Но я редко на них смотрела. Ещё реже я смотрела на себя в зеркало. Наверное, поэтому я и не помню саму себя в детстве. И фотографий тоже нет. Всё верно. Меня не может быть в несуществующем детстве.

Детей со временем забирали. А я оставалась. Меня не мучил вопрос "Почему?". Но объяснение я всё равно получила. Нежеланное.
Я не помню ни одного воспитателя по имени. просто я никогда их не звала. Но одну воспитательницу я помню визуально. Из-за того, что её лицо не было столь кислым, как у других? Или из-за того, что однажды она мне ОБЪЯСНИЛА?

- Все хорошие детки, - говорила она, - как куколки. А куколки привлекают внимание. Поэтому их берут жить к себе.
И все сразу решили массово записаться в куколок. А она продолжала:
- Хорошие детки - это те, которые ведут себя вежливо, спокойно, идут на общение.
И все массово захотели стать такими.
- А знаете, - продолжалась лекция, - как "куколка" по-английски?
Никто, естественно, не знал.
- По-английски это будет "doll"!
Ох, ничего себе, какое знание!
Всё это время я сидела в углу и методично тыкала клюшкой в плюшевого зайца. Не знаю, зачем. Но тыкала. Воспитательница посмотрела на меня и начала назидательную речь.
- Вот, (как-то она меня назвала, но я не запоминала своих имён, если их давали другие люди), Катюшу можно назвать "doll". Она общительная и милая. И Анечку можно назвать. А тебя?
Клюшка остановилась на полпути к зайцу. Пару секунд, дрожа, повисела в воздухе и вновь ткнулась в плюшевый бок игрушки.
- Тебя нельзя назвать "doll". - Горестно-театральное покачивание головой. - Как же тебя назвать?
Клюшка упала на пол. В два стука. Первый раз стукнулась её широкая часть. Я никогда не знала, есть ли у неё название и если да, то какое. Во второй раз бумкнула о пол ручка. Стало тихо. А потом я услышала свой голос. Голос был звонкий.И совершенно детский.
- Я - Ллод! Ллод - кукла наоборот!

Да, голос был замечательно звонкий. И восхитительно громкий. Больше я им не говорила. Я вообще долго не говорила.

С того дня меня стали дразнить. Ллод - кукла наоборот! Это не было обидным. Как можно обижаться на имя, которое выбрала сама? А я его выбрала. Ллод.

А потом я получала паспорт. и это я помню как во сне. Свою первую победу я помню как не явь. Плохо. А победа определённо была. Всеми правдами и неправдами я выбила себе имя. По паспорту я - Ллод Негодяйка Ивановна. Негодяйкой меня звали всё чаще. За то, что я была самой собой. Мне нравилось быть собой. И впервые мне понравилось то, как меня называли другие. А отчество я взяла первое попавшееся. Пусть будет, верно? В этом мире почему-то нельзя без отчества.

В 14 лет мне разрешили приходить в детский дом лишь на ночь. А днём я работала. Раздавала листовки на морозе и на жаре. Разносила ненужные никому рекламные газеты по ящикам. Наклеивала объявления на одной работе, а на другой - сдирала наклеенное. А деньги я копила. Я мечтала жить отдельно. Я почти ничего не тратила на себя. Только иногда я покупала себе самое дешёвое мороженое. Шоколадное... Я помню, как впервые купила это неведомое чудо... Если закрыть глаза, то можно вспомнить тот момент удивительно чётко. Тогда я влюбилась во вкус. Впервые.

С моей зарплатой на самую дешёвую квартиру надо было копить чуть меньше 35 лет. Но я копила. А что ещё я могла делать? У меня появилась мечта. Впервые. А потом я впервые поверила в чудо. Уже после того, как оно со мной произошло.

Серым промозглым октябрьским днём я брела по улице, пытаясь найти дом, в котором предстояло во все дыры рассовать рекламные листовки. Дом был удивительно подходящим к октябрю. Столь же серым. Столь же унылым. Столь же мокрым и пахнущим вечной сыростью. Внутри было не лучше, но хотя бы не капало со всех сторон и не дуло.

Я начала свою бесполезную и надоедливую работу. Работу, которая причиняет людям беспокойство и раздражает их. А вы радуетесь, получив рекламную листовку? То-то же. Пять из семи этажей были усеяны листовками. Щедро сдобрены плодами напрасного перевода бумаги. На очереди был шестой этаж. Лифт где-то внизу застрял, сердито кряхтя. Ждать не хотелось, я отворила скучную дверь на грязную лестницу и начала подниматься по ступеням. Поднималась недолго. На ступенях сидел он.

Он. Первый.